Одесские зарисовки. Часовщик
Именно осенью, когда солнце перестаёт играть, заглядывая лучиками во дворы, и бить светом в старенькие, видавшие интервентов и Мишку Япончика, окна, Молдаванка становится для случайно забредшего сюда туриста серой, холодной и неуютной.
Такая погода гонит и местных жителей в свои тёплые, с индивидуальным отоплением квартиры в закрытых глухих дворах или в уютные местные кафе и пивные с неприглядными вывесками, но с домашней обстановкой, вкусной, для своих, закуской, свежим пенящимся неразбавленным пивом и ароматом свежесваренного кофе.
— Тосечка, мене кофе, — крикнул я полногрудой ярконакрашеной молодящейся блондинке за стойкой, присаживаясь за дубовый стол.
— С коньяком, Андрюша? — приветливо улыбнулась мне Тося.
— Давай с коньяком, — поежился я, глядя на начинающийся дождь за окном.
В кафе было пусто, тихо стонал блюзом саксофон. Но это сейчас пусто. А вечером, когда Тосю за барной стойкой сменит её муж Семёныч, в кафе будет полно разношёрстного люда. Будут недостреляные в 90-е, пережившие своё время широкоплечие, квадратнолицые, поседевшие и обрюзгшие бандиты, переквалифицировавшиеся в хозяев СТО или шиномонтажа, также будут худые и юркие, как подростки, воры-опиатчики, степенные, видавшие виды, таксисты, случайные, прячущиеся от непогоды загулявшие парочки. И за всей этой публикой, опершись могучими волосатыми в наколках руками на барную стойку, будет зорко следить Семёныч.
— Вот твой кофе, Андрюша, — оторвала меня от дождя за окном Тося.
— Спасибо,Тосечка. Семёнычу привет.
— Передам. Что–то ты совсем нас забыл, не заходишь.
— Да замотался я. Прихожу домой усталый и сразу спать.
— Не забывай нас.
— Договорились, — улыбнулся я Тосе.
***
— Вы таки хотите знать где я потерял эту чертову ногу? — вырвал меня из плена задумчивости хриплый простуженый голос.
Я с недоуменимем поднял глаза и увидел присаживающегося за мой столик одноногого, на костылях, старика, одетого в серый чистенький, с протёртым воротником, пиджак поверх застёгнутой на все пуговицы синей рубашки. Тося принесла ему бокал пенистого тёмного пива
— Люди перестали общаться, — сделал глоток пива одноногий. — Вы там тыкаете пальцем в свой телефон и думаете, что это и есть общение. Иллюзия! Что в общении может заменить глаза собеседника? Его выражение лица? Его голос? Вот то–то! А вы говорите — телефон. Ерунда ваш этот телефон, симулякр!
Я с интересом слушал.
— А ногу я в Афгане потерял. В 88-м. По нужде отошёл, ну и подорвался. В себя пришёл, когда меня несли обосранного и без ноги к вертушке. Вернулся героем, квартиру дали, женился, пошёл работать. Я тут рядом, на Алексеевской работаю, часы ремонтирую...
— Точно! А я всё думаю, где мог Вас видеть! Вы мне отцовские «Командирские» чинили.
— Да... — не слышал меня старик, — а потом, когда не стало моей страны, я перестал быть героем. «Мы вас туда не посылали», — говорили они мне, когда я пересмотра пенсии добивался. Зина моя померла. Сердце. Говорят, что в Германии можно было вылечить. Но кто я и где та Германия! Я бывший герой и часовщик. На Германию денег не было, и моя Зиночка умерла...
Старик дрожащими губами допил пиво, взял костыли, шумно встал из–за стола и медленно направился к выходу.
— Если что с «Командирскими» будет не так — заходите, — оглянулся он в дверях и устало, вымученно улыбнулся.
«А ведь по годам службы выходит, что он мой ровесник!» — вдруг холодом обдало мне затылок...
Автор: Андрей Рюриков